Святочный рассказ


Благочестивый раб Божий Сергий уже лет пять не ел мяса. С тех пор, как он решил стать монахом, никакая презренная мясная плоть не касалась его языка.

Правда, игумен близлежащего монастыря, в который Сергий решил определиться в братию, не благословлял ему быть и послушником, но Сергий надежды не терял: мяса не ел, посты соблюдал, четки перебирал и молитву об умилостивлении злых сердец и особенно игумена читал каждый день.

И рыбкой, как и положено будущему монаху, Сергий не гнушался. И не только не гнушался, а знал в ней толк. Любил ту, что пожирнее и без костей, обязательно без костей! Заметил странную закономерность: чем рыба жирнее, тем меньше в ней этих мелких острых гадких косточек, что незаметно, скользкими ужами, проскакивают в горло и впиваются в него. Поди потом достань такую!

Поэтому он предпочитал рыбку пожирнее, помаслянистее: само собой селедочку (какой же православный человек без селедочки, особенно «под шубой» зимой!), омулька, скумбрию. Осетринкой не брезговал. Благо, эта царская рыба – настоящая, не выращенная, огромных размеров каждую весну заходила на нерест в реку, протекающую неподалеку от будущего монастыря брата Сергия, и ее можно было выловить там совершенно легально, заплатив положенную дань.  Игумен, который в послушники его не принимал, на рыбалку иногда брал. Поймают, бывало, монахи пару таких двадцатикилограммовых «поросят» и есть чем братии утешиться на разговенья от Успенского поста почитай до самой Пасхи. И не только братии – Сергию тоже перепадало монашеского «мяса».

Из всех православных праздников особенно любил наш герой святки, что начинались от Рождества и длились, длились аж до самого Крещения. Вкушал он тогда каждый день, несмотря на среду и пятницу, разную хорошую рыбку, что Бог послал. Только «гадов» на дух не выносил: креветок, мидий или, не приведи Господи, устриц каких-нибудь. Основательный был человек, серьезный, без баловства. И почему игумен до сих пор не благословил его на постриг?!

Но любил он Святки не только за обильную и богатую трапезу. Еще с детства, когда мама на Рождество читала ему святочные рассказы, рождественские дни были наполнены для него особой атмосферой чуда. Больше всего тогда, в малые года, слушая с замиранием сердца родной голос, он мечтал о том, чтобы какое-нибудь чудо произошло и с ним, чтобы и он, подобно героям этих рассказов, был спасен или чем-нибудь одарен или даже сподобился видения ангела…  

Да что там в детстве! Он и сейчас, если честно, мечтал об этом - несмотря на то, что уже давно вырос, готовился стать монахом и хорошо знал о том, что вера, жаждущая чудес, зыбка, недолговечна, как зерно, брошенное в каменистую почву.

Поэтому вкушая нежное филе белорыбицы, которое Господь послал рабу Своему в третий святочный вечер, Сергий, затаенно вздыхая, нет-нет, да и сокрушался о том, что Бог все никак не сподобит его чуда,  не явит Свою волю и не вразумит его недоброжелателей, все того же игумена, чтобы принял его в монастырь.

Меж тем рыбка, лежавшая на тарелке перед нашим «мужем скорбей» и кусочек за кусочком незаметно и неумолимо отправлявшаяся к нему в рот, была очень хороша. Приправленная лимоном и эстрагоном, запеченная под соусом «бешамель», она буквально таяла во рту. Но погруженный в свои сокрушенные мысли, наш «бедняга» не замечал этого. Механически пережевывая пищу, он размышлял о бренности бытия и о том, как же благословенны были Адам и Ева в раю, что могли непосредственно, воочию лицезреть Бога и общаться с ним.

Ход его безотрадных мыслей мгновенно прервался в ту секунду, когда почтенный богомысленник вдруг почувствовал, что будто заноза впилась в его горло! Неужели кость? Откуда она здесь взялась?

И тем не менее это была она: тонкая, острая – гадкая.

Сергий сделал несколько глотательных движений, пытаясь протолкнуть кость. Не помогло: она по-прежнему торчала поперек горла. Надо было срочно съесть что-то твердое, чтобы пропихнуть ее. Но что? Подошла бы корочка хлеба, но Сергий последние полгода худел в оздоровительных и духовных целях и намеренно не держал у себя хлеба, дабы не соблазняться. Уж очень он любил хлеб, особенно тот, что пекли в его будущем монастыре: большой буханкой, со свежей хрустящей корочкой. Ах, как бы сейчас была кстати эта корочка! Но не бежать же на ночь глядя в монастырь!

И тут Сергий вспомнил о том, что в дверце холодильника у него хранятся просфоры. Уже полежавшие, зачерствевшие, они сейчас то, что нужно, чтобы протолкнуть эту злосчастную кость.

Вскочив из-за стола, он бросился к холодильнику. Да, так и есть, вот они: два круглых, похожих на булочки, дрожжевых хлебца из белой муки, из которых во время службы достаются маленькие частицы за здравие и упокой. Съешь такую, и никакой кости в горле в помине не останется.

Только один тонкий момент: есть их можно исключительно натощак, запивая святой водой, а не после того, как употребил изрядный кусок жирной рыбы и запил его (что греха таить?) хорошим бокалом вина.

- Ох, искушение! Что делать-то? – засокрушался про себя Сергий, - и так плохо, и так нехорошо. Съешь – грех, а не съешь – неизвестно, чем все кончится! Вопьется эта кость глубоко в горло, и того гляди – операция! Ох, искушение!

Но ведь это же для спасения, продолжал свои увещевания внутренний голос, а если для спасения, то не грех.

Ну только если ради спасения, решил Сергий, и осторожно, словно извиняясь перед высшими силами за свою духовную немощь, надкусил твердую, как кирпич, просфору. Жесткие кусочки один за другим неприятно скребли по горлу, не оставляя кости, как он надеялся, никакого шанса.

И, действительно, когда он проглотил последний твердый кусочек и сглотнул слюну, он с облегчением почувствовал, что горло чисто.

- Слава Тебе, Господи! – воскликнул наш счастливчик, перекрестившись на икону Божией Матери, висевшую в красном углу. – Милость Твоя велика и щедрость нескончаема!

И тут бы надо было ему, возблагодарив Бога за избавление от напасти, пойти спокойно почивать, но человеческая натура не так проста. Глядя на оставшуюся просфору, он подумал: а почему бы не съесть и ее? Все равно ведь нарушил запрет и съел первую не как положено. Чего уж теперь терять, какая уже разница – одна, две? Господь милостив – простит. Простил же первую. А просфоры такие удивительно вкусные – тоже вкус детства…

Сергий сам не заметил, как уже решительно надкусил вторую просфору и стал энергично жевать. И вдруг он почувствовал, что ее вкус  странным образом изменился: ему показалось, что он словно пережевывает жесткий порошок, как будто и впрямь взял в рот кусок кирпича.

Наверное, зря он решил съесть вторую просфорку, мелькнула мысль у Сергия. Последующее осознание накрыло его волной отчаяния и раскаяния одновременно: зуб, это же зуб сломался! Передний! Вот, оказывается, что бывает, когда нарушаешь положенное Богом… Первую просфору во спасение Господь простил, а вторую во чревоугодие уже нет.

Господи, прости меня, грешного, взмолился Сергий. Вот уж, действительно, святочное «чудо» – остаться без зуба! Кто-то заслужил настоящего чуда, а я – вот такого. Адама и Еву Господь выгнал из рая, а меня отправил к стоматологу…

Но чем дольше размышлял Сергий над случившимся, сидя в своей квартирной келье в тот святочный вечер, тем больше радость и благодарность заполняли его душу, вытесняя огорчение и печаль. А ведь это, действительно, было настоящее чудо – рождественское, святочное, пасхальное, не важно – обычное для Господа чудо. Чудо Богоявления: когда Господь показывает Себя, Свою волю, а если надо, и Свое возмездие в нашей повседневной жизни, и мы воочию убеждаемся в том, что не одни и ОН с нами.

P.S. Окончательно и во всей полноте воля Божия открылась Сергию тогда, когда юная и симпатичная стоматолог Юлия внимательно и бережно установила ему пломбу, а некоторое время спустя стала его женой.

Евгения НЕГАНОВА

Иллюстрация: Флорис Герритс Ван Схотен. Интерьер кухни с кухаркой.